«Если у Рязанова не было работы - он заболевал»

Эльдар Рязанов мог трудиться по 18 часов в сутки

Фото: kinopoisk.ru

Своей историей с читателями «Комсомолки» делится член Союза журналистов и Союза писателей России советский и российский журналист, кинокритик Леонид Павлючик.

У меня не достанет наглости называть себя другом Эльдара Александровича Рязанова. Нас связывали профессиональные (в разные годы записали с десяток интервью) и просто хорошие человеческие отношения. На большее я не претендовал, отдавая себе отчет в том, кто я, простой журналист, и кто он.

Рязанов был масштабной, разносторонней личностью. Человеком-оркестром. Отдельной творческой Вселенной. Художником поистине возрожденческого масштаба. Любил жизнь, искусство, женщин, природу, работу, вкусную еду с какой-то поистине раблезианской мощью. И жизнь, надо заметить, платила ему щедрой взаимностью. Его любили красивые, самоотверженные женщины. К нему были благосклонные едва ли не все существующие музы.

При этом в Эльдаре Александровиче не было даже тени показного величия. Он и сам не любил кичливых, самодовольных персон. Считал, что свойство настоящего человека – это вечное сомнение, а не вечное самомнение. Был прост, демократичен, старомодно предупредителен в общении с людьми, в том числе и со мной, грешным. Обращался на «вы» даже к тем, кто был втрое моложе его.

Мог, конечно, сгоряча наорать на съемочной площадке за плохо выполненную работу, поскольку человек он был легко воспламеняющийся. Но вскоре «отходил» и приносил извинения. На актеров, по моим наблюдениям, не повышал голос никогда - любил их преданной и нежной любовью. А они хранили ему верность и откликались на каждый его зов, даже если требовалось всего лишь мелькнуть в эпизоде.

У него была прекрасная память. Помнил по именам и фамилиям всех людей, вместе с которыми снимал фильмы. Знал наизусть сотни стихотворений. Мог страницами цитировать любимых классиков. Когда я принес на визирование свое первое интервью с ним, безошибочно вычеркнул предложение, которое я приписал ему, чтобы усилить мысль. «А вот этого я не говорил», -- прокомментировал он свое действие. Кажется, это был единственный случай, когда я услышал в его голосе жесткость.

Рязанов, разумеется, знал себе цену. Но при этом обладал блестящим чувством самоиронии. «Я по натуре здоровый человек, -- признавался он мне с улыбкой. -- Психологически, психически здоровый, понимаете? Хотя это и роняет меня в глазах окружающих. Художник, особенно большой художник, должен скрывать, что он нормальный. У него должны быть странности, тараканы в мозгах. Он может быть мрачным ипохондриком или, наоборот, взвинченным эксцентриком, но он не должен походить на обычных людей. А у меня нет ничего такого особенного, кроме хорошего аппетита, чем я мог бы выделиться среди других людей».

Но, разумеется, он выделялся среди «нормальных» людей тем, что был невероятным, фантастическим трудоголиком. Писать сценарии, снимать кино мог по 18 часов в сутки. На мой вопрос о секретах своего вулканического темперамента и сумасшедшей витальной энергии с мягкой рязановской иронией признавался: «Я просто люблю работать. Это извращение – одно из самых главных, которые свойственны моей натуре. Не работать не могу, не умею. Если работы нет, я ее выдумываю. Когда я не работаю, я скучаю, я заболеваю. Выход один: все время быть в работе и не давать болезням выползать на поверхность».