Как под памятником Ленину искали подземный ход

Вот, кстати, об истинных калининградцах. Им как раз кто такой Александр Попадин объяснять не нужно. Как же, здешний писатель, автор книги «Местное время: Прогулки по Калининграду». Даже, вон, в Википедии о нем упоминается. Короче, звезда, может быть, и не первой, но и отнюдь не последней величины. Причем звезда, продолжающая светить (к частью, не после гибели, тьфу-тьфу-тьфу!), чему свидетельством очередное произведение, вышедшее из-под пера упомянутого автора.

Очередная книга и названия-то пока не имеет. Рабочее не в счет. Сам автор традиционно не очень внятно повествовал о своем детище, намекая, что не лишне критикам было бы ознакомиться с ним, детищем, в полном объеме. А я и ознакомился. Знаете… впечатление противоречивое.

Ну а пока предлагаем ознакомиться с отдельными фрагментами попадинской летописи (или путеводителя - как кому удобнее).

«В середине 90-х молодежная газета «Новый Наблюдатель» на день рождения Канта провела опрос среди своих читателей: какое отчество было у Канта? Иоганнович, Моисеевич или все-таки Николаевич? Оказалось - Николаевич, более 60% респондентов подали свой голос за данную версию. То-то местные возликовали! Наш человек Иммануил, земеля!»

«Переезд Ленина с площади Победы (в 2004-м году. - «КП») сопровождался столькими казусами, что сам по себе уже стоит отдельного описания.

Началось все с демонтажа для отправки на реставрацию. Тут выявились нюансы. Согласно преданию, в цоколе под стопою Ильича должна лежать бутылка водки, заложенная монтажной бригадой в 1958 году. Перед этим, с 1953 года, здесь стоял товарищ Сталин, но кормчего в 1958-м перенесли на сквер по соседству, а его место занял товарищ Ленин. В сквере по соседству Иосиф Виссарионович простоял недолго, вскоре его сняли окончательно и в 1974-м заменили на более символическую «Мать-Россию» с легендарной мужиковатой деталью.

Ну, так вот, ожидаемой бутылки водки под стопою Ильича бригада монтажников не обнаружила. Либо обнаружила, но испила ее тихо, без помпы и без свидетельства работников пера и цейса. В узком профессиональном кругу, так сказать.

И подземного хода под Лениным не оказалось. Всего лишь подземный буфет под трибуной, куда партайгеноссе спускались после демонстраций и парадов закусить-выпить, да в туалет сходить…

Зато при демонтаже обнаружилась история менее приятного свойства. Часть каменных плит, которыми был облицован постамент Ильича, оказалась немецкими надгробиями. С выбитыми изнутри фамилиями и датами рождения-смерти…

После недолгой морально-политической паузы плиты были отданы представителям лютеранской церкви».

«Более всего из прежних «звезд» меня интересовала судьба Аннушки, примы сезонов-1993-1998 гг. Она пела на улицах, площадях, она пела даже на рынке, в химически агрессивной среде. Где она? что она? как сложилась судьба ее?

Молва ей приписывает чудесное преобразование в почтенную матрону, и все благодаря дефолту 1998 года. Будто бы в то время она исхитрилась как-то ловко распорядиться своими деньгами (откуда у нее? может, чужими?), благодаря чему, дескать, живет теперь припеваючи (ой!..) где-то в Балтрайоне в своей квартире. Работает бабушкой-на-скамейке-у-подъезда, надзирая за соседскими детьми, и иногда вспоминает свои вокальные публичные опыты.

«От старого города Калининграду остался обугленный остов и обширная история, являющаяся неотъемлемой частью истории Европы. Память прежней судьбы города остается, словно фантомные боли ампутированной ноги. Иначе как объяснить, почему Кенигсберг, прекративший физическое существование и пребывая только лишь в символической форме, в памяти и возжеланиях, - почему он витает и никуда не собирается исчезать?

Он остался городом-призраком, тенью отца Гамлета, чьи уста предназначены для правды, и именно в этом качестве он мил сегодняшнему дню. При этом статус призрака придает высказываниям Кенигсберга особую силу «загробного правдоподобия». И мы периодически забываем, что «загробный Кенигсберг» во многом лишь тень, лежащая на лице Калининграда; живущая только усилием вспоминания небывшего, все больше и больше придуманного».

«Как-то один мой знакомец-полукалининградец, обуянный критическим настроем из-за соседства красивой женщины, стоял на площади Победы и с пылом показывал по сторонам.

- Посмотри на это убожество, дорогая, - говорил он, имея в виду здание мэрии. - Ну что еще могли наши сотворить с Кенигсбергом, как не застроить такими коробками!

- Вообще-то это Ханс Хопп, 1927 год, - встрял я в разговор. - Торжество функционализма в архитектуре.

- Ну а это? - широкий жест знакомца остановился на главном корпусе технического института-университета.

- Тоже немецкое, чуть пораньше. А это здание бывшего Северного вокзала, - опередил его я, - сейчас деловой центр.

И лишь когда рука знакомца указала на Калининградский пассаж, я промолчал».