Писатель Виктор Некрасов: «Не врать, не притворяться и не льстить»

Видела его раз в жизни. Он приехал из Киева, где жил с матерью, и это были его последние дни в Отечестве. Привел к нему друг, писатель и врач Юлий Крелин. Небольшое помещение было забито народом. Были писатель Феликс Светов, поэт Владимир Корнилов, кто-то еще. Красивый человек, с медальным профилем, голова - соль с перцем, пил водку, что-то говорил сухим, надтреснутым голосом. Друзья звали его Вика.

За этим человеком, написавшим культовую, как сказали бы нынче, книгу «В окопах Сталинграда», к тому времени уже следили компетентные органы, вызывали на допросы, устраивали унизительные обыски, отобрали партбилет, который вручили под Сталинградом, и вот теперь выталкивали из страны.

Андрей Платонов сказал о его главной книге: «Некрасов придает описанию войны, всему движению чувств и действиям человека, пребывающего в огне боя, необыкновенно ощутительную, живую, непосредственную конкретность». «Окопная правда» - это оттуда пошло. А какой ей быть, если автор сам рыл, сам лежал в тех окопах, сам опален тем огнем?

С появлением «Сталинграда» в журнале «Знамя» Виктор Платонович Некрасов проснулся знаменитым. Читающая публика оценила, про что написано и как написано. Руководство Союза писателей, сделав большую губу, уже готовило разнос инакомыслию, как случилось непредвиденное: повесть понравилась Сталину. Сталин лично велел дать автору за нее Сталинскую премию.

Позже - когда те же высокие инстанции станут объявлять ему строгие выговоры, формулировки будут незатейливы: «За то, что позволял себе иметь собственное мнение, не совпадающее с линией партии».

Они все больше не совпадали - линия партии и Некрасова. С его циклом зарубежных очерков «По обе стороны океана» (за которые партийный публицист Мэлор Стуруа заклеймил автора в статье «Турист с тросточкой» как низкопоклонника перед Западом). С его честной повестью «Кира Георгиевна» о пошлости и конформизме, проистекающих из несвободы. С его подписью под письмом в защиту украинского диссидента Вячеслава Чорновила. С его настойчивым обращением к запретной теме гибели евреев в Бабьем Яре.

Партия уезжать отсюда не собиралась - уезжать надо было Некрасову. Навсегда.

20 лет его имя и его книги были под запретом. Во времена горбачевской перестройки он мог бы приехать. Приезжал ведь Владимир Максимов, главный редактор журнала «Континент», взявший Некрасова к себе на работу заместителем. Обитателя скромной парижской квартирки на площади Кеннеди, французского гражданина (советского гражданства он был лишен, когда выступил по радио «Свобода» с критикой «Малой земли» Брежнева) на Родину никто не звал. Возвращаться было некуда и незачем. Горячо любимая мать, уехавшая с ним в эмиграцию, умерла. А он был болен раком.

«Быть самим собой, не врать, не притворяться, не льстить» - простым истинам, которым научила своего Вику мама, он оставался верен всю жизнь.

Он умер 3 сентября 1987 года и похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, рядом с другими русскими писателями, от которых отказалась Родина. В «Литературной газете» из сверстанной полосы тогда был снят некролог, написанный Василем Быковым.