Премия Рунета-2020
Россия
Москва
+7°
Boom metrics
Звезды19 февраля 2019 16:02

Карл Лагерфельд: «Я хотел стать карикатуристом. А в итоге стал карикатурой»

«Комсомолка» публикует небольшую часть коллекции афоризмов из книги «Мудрость жизни. Философия стиля»
Карл Лагерфельд: «Я хотел стать карикатуристом. А в итоге стал карикатурой»

Карл Лагерфельд: «Я хотел стать карикатуристом. А в итоге стал карикатурой»

Фото: GLOBAL LOOK PRESS

Самый знаменитый в мире портной ушел из жизни 19 февраля в возрасте 85 лет. Саркастичные фразочки Карла Лагерфельда давно разлетелись за пределы мира моды, ведь даже высказываясь о себе (иногда ужасно откровенно, а иногда дурача доверчивую публику), не похожий ни на кого Лагерфельд многое объясняет в человеческой природе в целом.

А уж когда он говорит о женщинах, искусстве, политике, любви и жизни – это вообще Монтень наших дней.

Мы публикуем отрывки из его книги «Мудрость жизни. Философия стиля». В ней собраны карлизмы – краткие и емкие высказывания Карла Лагерфельда. Из книги читатели узнают любопытные факты о Лагерфельде: почему он никогда не курит, на что любит тратить деньги, к чему испытывает слабость, какие отношение были у него с матерью и многое другое.

О жизни

Я предпочитаю относиться к нашему миру, как Ростан относился к насекомым, то есть как к объекту наблюдения. Но мне совсем не хочется, чтобы кто-то наблюдал за мной. А если это все же происходит, мне на это плевать, потому что я 24 часа в сутки играю роль. Даже перед самим собой.

Я строю для себя собственную реальность. Уже давно я изобрел систему, которая помогает мне справляться с жизнью. Я наслаждаюсь этой роскошью — быть в центре неоскверненной вселенной, которая принадлежит мне одному.

Моя автобиография? Мне нет надобности ее писать: я ее проживаю.

Я работаю спокойно, сосредоточенно, организованно. Ненавижу истерику.

Ненавижу отпуск! Это хорошо для тех, кто делает одно и то же на одном и том же месте. А я вечно в разъездах, из Милана спешу в Париж, затем в Нью-Йорк, работаю по 20 часов в сутки, и я сам себе начальник. Человек свободной профессии — это определение придумано специально для меня.

Я выступаю за 48-часовой рабочий день. В 24 часа я не укладываюсь.

Мой стартовый капитал всегда один и тот же: работать больше других, чтобы они осознали собственную бесполезность.

Я человек несерьезный, идеи приходят ко мне сами собой. Я работаю, руководствуясь интуицией, и не задаю себе кучу лишних вопросов.

Знаю, месть — дело постыдное и ужасное, но я не вижу причины, по которой

я не должен был бы платить той же монетой людям, причинившим мне зло.

Когда они успели обо всем забыть, я вдруг выдергиваю из-под них стул.

Иногда это бывает 10 лет спустя.

Я никогда в жизни не пил, не курили не принимал наркотики, но мне противны пуританские и кальвинистские зануды. И наоборот, мне нравятся только такие люди, которые принимают галлюциногены, которые пьют, курят, в общем, делают все то, чего не делаю я. Некоторые из них по своей воле движутся к гибели, и я восхищаюсь этим, но моя судьба — выжить. Инстинкт самосохранения у меня сильнее всех прочих инстинктов. И это уже не раз спасало меня. Если я выполняю упражнения на трапеции, то только при страховочной сетке.

Психоанализ? Во-первых, он убивает творческие способности. А во-вторых, если ты честен с самим собой, то заранее знаешь, о чем тебя могут спросить и какими будут твои ответы. Мне психоаналитик не нужен, потому что я знаю ответы.

Я не пью никаких горячих напитков, потому что мне это не нравится, я нахожу это диким. С минуты, когда я встаю с постели, и до минуты, когда ложусь, я пью колу лайт.

Я никогда не хотел иметь ребенка. Потому что если бы мой ребенок в чем-то уступал мне, я не смог бы его любить, а если бы он в чем-то превосходил меня, — тем более не смог бы.

У меня дома и сейчас стоит мебель из моей детской комнаты. Это единственное, что я забрал из дома родителей после их смерти. Со временем, когда я стану маленьким старичком, то есть буду занимать гораздо меньше места, я снова смогу пользоваться этой обстановкой: диваном, комодом, мягкими креслами, столом, за которым я писал и рисовал… И буду спать в моей маленькой кроватке.

Меня окружают молодые, красивые люди. Не терплю уродства, не могу на это смотреть.

Я никогда не чувствую себя одиноким. На мой взгляд, одиночество — это когда ты старый, больной, бедный, и вокруг никого нет. Но если ты достаточно известный человек и у тебя есть деньги, то уединение — высшая роскошь.

Не люблю актерствовать, потому что, как ни крути, моя жизнь и без этого не что иное, как комедия.

Когда-то, в молодые годы, я хотел стать карикатуристом. А в итоге стал карикатурой.

По утрам я выполняю пятнадцатиминутное упражнение — готовлю марионетку к выходу на сцену. Это глубокая профессиональная деформация личности.

Люди могут говорить и писать обо мне все, что хотят, или почти все, потому что у меня принцип: «Говорите все, что вам хочется, лишь бы только это не было правдой».

Я предпочитаю видеть и объяснять мир, глядя из моего окна. А затем отправляюсь в путешествие, проверить, так ли все это интересно, как я воображал.

Сегодня я живу с самим собой. Я постоянно вижу себя рядом с собой, а значит, я всегда вдвоем, и один из нас издевается над другим. А он, этот другой, — умный и здравомыслящий.

Моя жизнь — это научная фантастика. Во всяком случае, разрыв между тем, что люди, как им кажется, знают о моей жизни, и реальной действительностью так велик, что это смахивает на научную фантастику. Реальность совсем иная, и далеко не столь забавная.

Званый ужин — это мне неинтересно. Впрочем, люди и не приглашают меня к себе домой, боятся, что я стану их критиковать.

Мне не нужно, чтобы друзья были со мной в тяжелый час. Я нахожу это отвратительным. Мне нужно, чтобы в радостный час друзья были со мной. Остальное я сам улажу.

Я умею рисовать, разговаривать и читать, а кроме этого не умею практически ничего. В крайнем случае могу открыть холодильник, но готовить — нет, это исключено.

Люди, которые говорят все, приводят меня в ужас.

О моде

Среди людей моей профессии я не выношу тех, кто застрял в какой-то давно минувшей эпохе и утверждает, будто мир сошел с ума. Но мир не заблуждается, а лишь меняется.

Если модели никто не носит, их называют «авангардными». Ясное дело, «авангардный» звучит куда вежливее, чем «бездарный».

Если модели никто не носит, их называют «авангардными». Ясное дело, «авангардный» звучит куда вежливее, чем «бездарный».

Помню, была одна модельерша, которая утверждала, что ее платья носят только умные женщины. Разумеется, она обанкротилась.

Мода — чудесное свойство, которым надо наделить все элементы окружающего мира, чтобы они смогли развиваться.

Каждая эпоха имеет такую моду, какую она заслуживает.

Если вы спросите меня, что я хотел бы изобрести в моде, я бы вам ответил: белую рубашку. Для меня рубашка — это основа всего. Остальное — второстепенно.

Молодые кутюрье очень милы, но зачастую им не хватает технических познаний. А вот Валентино и я годами вкалывали в чужих модных домах, он — у Дессе, я — у Бальмена. Мы знали, что пришли туда не для того, чтобы рассуждать об искусстве моды, а для того, чтобы учиться.

У моды две составляющие: преемственность и противоречивость. А значит, надо пошевеливаться.

Мода — это нечто мимолетное, опасное и несправедливое.

Карлизмы

Счастье никому не дается просто так. Его надо заработать, и это требует от нас некоторых усилий.

Когда-то люди умели быть строгими и легкомысленными, серьезными и веселыми в одно и то же время. Как все изменилось!

У каждой эпохи есть такая разновидность безвкусицы, какой она заслуживает.

Когда-то люди, называвшие себя «светскими», звонили своей прислуге; теперь им самим звонят без конца, и они считают себя обязанными моментально отвечать на каждый звонок, как будто работают телефонистами в огромном фешенебельном отеле в разгар курортного сезона и при максимальном наплыве посетителей.