Механик-водитель танка Т-34 Борис Пирожков: В Кенигсберге наши танки жгли 12-летние пацаны

Борис Петрович демонстрирует танковый шлем. Говорит, что когда надевает его, вспоминает все, через что пришлось пройти во время войны.

Фото: Александр КАТЕРУША

Всем нашим героям мы задаем три вопроса: об их довоенной и мирной послевоенной жизни и просим вспомнить яркий эпизод из жизни фронтовой. Наш сегодняшний выпуск посвящен Борису Петровичу Пирожкову, который воевал на легендарном танке Т-34.

ПОШЕЛ НА ФРОНТ ОТМСТИТЬ ЗА ДЯДЮ

— Я сам с Урала. Родился на станции Сабик, так же назывался и наш поселок. В школе учился хорошо. В то время мне с другом поручили даже написать лозунг на станционном домике. С красками была проблема. Где-то нашли красный материал, смешали с порошком и клеем, получилась краска. Учитель проверил – написали правильно: «Да здравствует октябрьская революция». Много лет спустя, уже после войны я приехал на станцию Сабик. Я тогда еще немножко заикался после контузии. И встретил меня там начальник станции. Надписи нашей уже, конечно, не было. Только одни воспоминания…

Когда был пацаном, нас привлекали на работу на питомник. Ухаживали за саженцами лиственницы, сосны. Участвовали мы и в борьбе со снегом. Мы чистили рельсы, железнодорожные стрелки. Заработанные деньги, а там платили, я отдавал маме. И сам кое-что покупал – леденцы, например. А как весна наступала – бегом на рыбалку! Рядом была река Утка, где водились пескари. А в 13 лет я уже ходил с ружьем и как-то принес домой селезня.

Станция наша была большая. Поэтому оставалось много добра: колес, телег, деталей. Я сконструировал себе автомобиль с деревянной кабиной, руль, веревочки натянул, чтобы поворачивать колеса. Уже в то время мой дядя говорил: «Наверное, ты будешь шофером». О танках мы и думать не могли.

Борис пирожков (слева) с товарищами. Фото сделано после войны.

Фото: из архива героя публикации

Окончил семь классов. А после поступил в школу ФЗО – фабричное заводское обучение. На заводе, где делали элементы для снарядов, я отвечал за электрику.

Мне дали бронь наркомата – не имели права меня брать в армию. Хотя брали всех поголовно. И моего дядю тогда призвали сразу. Он без вести пропал, погиб в 1941 году. Я думаю – надо отомстить за дядю и пошел на фронт добровольцем. Уральский добровольческий танковый корпус имени Сталина.

ЖГЛИ ЯНТАРНЫЕ КАРТИНЫ И КИПЯТИЛИ ЧАЙ

— В рамках Восточно-Прусской операции, еще до штурма Кенигсберга, я участвовал в «Огненном рейде 89-й танковой бригады по тылам противника». Наступали по окраинам. Из бригады вышло три танка и шесть самоходочек. Все остальные были подбиты и сгорели. Потому что у фрицев было много фанатиков и пацанов по 12-16 лет, которые не сдавались. Надо было или давить или не давить. А они нас били здорово и жгли. Поэтому мы давили, было такое. Это были пацаны, юнцы с фаустпатронами. Они побили очень, очень много наших танков. С этими представителями фольксштурма мы столкнулись в Литве, в Тильзите, в Инстербурге, в Кенигсберге. В Восточной Пруссии их было особенно много. В Белоруссии немцы отставляли голые поля, выжженные деревни, много погибших было - мы помнили об этом и в долгу не оставались. В Восточной Пруссии нас одолевала ненависть. Илья Эренбург писал: «Бейте и уничтожайте все, что попадется на пути». Мы били и громили, да как! При этом мы видели, какие прекрасные дома были тут и у нас, какие тут были дороги. Мы были под впечатлением. Но если немцы тут были с оружием – их били. Знали, что немец с оружием - это не человек, никакого прощения ему быть не может. И сейчас тоже – и костям их нет прощения. Я видел, что они творили в Белоруссии, в центральных районах нашей Родины. Танкистов они вообще никогда в плен не брали. Но и мы их тоже. Если танк подбил, надо обязательно добить экипаж. Никогда не пленили их, это были враги…

Старший сержант пирожков на фоне знамени 89-ой танковой Тильзитской орденов Суворова и Кутузова бригады.

Фото: из архива героя публикации

…Фрицы стали сдаваться, подняли флаг. Они начали выстраивать танки вдоль Прегеля, мы их не трогали. Мы заходим в Королевский замок, в эти казематы. Там лежали раненные немцы: офицеры внизу, солдаты наверху, был и обслуживающий персонал. Нашкодили мы там, конечно. Смотрю, наши ребята-пехотинцы сидят, и чай в котелках кипятят. Заварку нашли где-то. Рядом стоит здоровая картина в шикарной широкой раме, покрытой золотой краской. Они кусок от рамы отламывают и над огнем проводят – краска сходит. И картину саму жгут – отрезают полосу от холста и жгут, греют чай. Картина горела очень хорошо. Я смотрю на картину – птица и замок внизу изображен. И покрытие такое интересное – я не понимаю, как фрицы из песка такую красоту сделали. Они и нам говорят: «О, танкисты, давай за компанию!». И я подошел и отрезал трофейным ножом полосочку от картины. Мы тогда даже и не знали, что картина была янтарная. Да, всякое было…

ВСЕ РЕКИ ПРОШЕЛ НА КАТЕРЕ

— До 1950 года я прослужил старшим сержантом. В общей сложности 8 лет срочной службы! После войны я попал в танковое училище в Саратов, потом в Киев, и только потом в Калининград, где стал начальником ремонтных мастерских танкового полка. Уволился в 1968 году, пришел работать инженером-мехзаником в ДОСААФ России, в морскую школу. Мы готовили специалистов для армии и флота, понтонеров, катеристов. Там отдубасил 20 лет, но с ДОСААФ я связь не прерываю до сих пор. Я ведь когда там работал, занимался водно-моторным спортом – с моторными лодками и скутерами знаком отлично. У меня был катер и эллинг. Что вы! Я все реки области обошел, ходили по рекам в Подмосковье, во Владимире, участвовали в соревнованиях.