Екатерина Вильмонт: Цветаева была влюблена в моего папу

Екатерина Вильмонт

Фото: Иван МАКЕЕВ

«АВТОРЫ СЕРИАЛОВ СЧИТАЮТ, ЧТО В СТО РАЗ УМНЕЕ ПИСАТЕЛЯ»

- По данным Книжной палаты за 2017 год, вы - один из самых публикуемых в России авторов. На восьмом месте, между Эрихом Марией Ремарком и Дэном Брауном. Чем вы сами объясняете свою популярность?

- Мои книги читают самые разные люди. В прошлом году ко мне на встречу в Нижнем Новгороде пришел епископ. Протянул книжку, сказал: «Пожалуйста, подпишите «Епископу Филиппу». Это я просто пришел в мирском, чтобы не смущать народ». Так неожиданно! Кроме того, я думаю, что вырастила себе читателей своими детскими детективами, которые писала в 90-е. А еще - в наш достаточно тяжелый век мои книги погружают читателя в приятную атмосферу. Один онколог говорил мне, что дает мои книги пациенткам. Если они читают, значит, у них шансы есть.

- В одном из интервью вы рассказывали, что сами излечились благодаря оптимизму…

- К счастью, это была не онкология, но все равно тяжелая болезнь. Врачи сказали, когда меня выписывали: «На 50 процентов все зависит от нас, а на 50 - от вас». Я понимала, что безумно хочу жить, что у меня еще есть на это силы. И верила, что все будет хорошо.

- При вашей популярности вас должны осаждать телевизионщики с предложениями снимать сериалы по вашим книгам…

- Ой, нет! Мы с ними не находим общего языка. Они думают, что они в сто раз умнее. А раз так, зачем им я? Несколько лет назад было предложение экранизировать один мой роман, я вроде как согласилась, но мне сказали: канал требует изменить название «Цыц!» Я говорю: «Хорошо, а что еще?» «А еще вот эту сюжетную линию надо убрать…» До свидания, пишите сами свои собственные сценарии. Ну правда - если книга называется, например, «Хочу бабу на роликах», а фильм собираются назвать «Я тебя люблю», о чем говорить дальше? Но все-таки несколько сериалов были сняты, лучший из них, пожалуй - «Три полуграции».

- Вы читаете книги своих коллег, соседок по рейтингу? Дарья Донцова, Александра Маринина, Татьяна Устинова…

- Маринину я читать перестала, когда от детективов она ушла в некое философствование, мне это стало неинтересно. Донцову не читала, а Устинову читаю регулярно.

«ХЭППИ-ЭНД - ЭТО МОЙ ПРИНЦИП»

- Вы раньше были переводчицей. Ваш коллега Григорий Чхартишвили однажды сказал, что каждый хороший переводчик в какой-то момент начинает думать, что и сам может писать книги - так, собственно, и родился Борис Акунин. У вас все произошло так же?

- Нет. У меня не было «тяги к чистому листу», о которой говорят многие переводчики. Просто на дворе был 1995 год, и казалось, что моя профессия умерла. Ничего не переводилось, а если и переводилось, за это ничего не платили. Но вот однажды я перевела с немецкого поваренную книгу, за которую по тем временам очень хорошо заплатили. Благодаря этим деньгам я смогла позволить себе два месяца не метаться. А один приятель мне как раз говорил: «Напиши книгу сама, сейчас все пишут!» И я написала роман «Путешествие оптимистки», который многим понравился, только издатели поначалу не загорелись. Зато оказалось, что издательство «Эксмо» запускает серию детских детективов - и мне предложили заняться ими. Я ответила: «Да я не умею!» Мне сказали: «Попробуйте сочинить хотя бы десять страниц». Я сочинила, отправила, на следующий день мне позвонили и сказали: «Пишите две книги сразу!» Потом со мной заключили договор еще на десять книг для детей, потом выпустили мой первый роман - так все и пошло…

- В ваших книгах всегда хэппи-энд.

- Это мой принцип.

- Ваши тексты называют иронической прозой…

- Я отношусь к этому очень отрицательно. Наличие иронии у автора еще не означает, что он пишет «ироническую прозу». Чтобы убить книгу, ее надо назвать ироническим детективом. Какой «иронический», когда там гора трупов?

- У ваших книг удивительные названия - «Цыц!», «Бред сивого кобеля», «Умер-шмумер», «Здравствуй, груздь!», «Сплошная лебедянь»… Как они вообще рождаются?

- По разному. Вот в перестройку было такое очень популярное блюдо - «курица в полете». В противень с водой ставили толстую стеклянную бутылку из-под кефира, на нее насаживали курицу, чем-нибудь обмазанную, и ставили в духовку. И у нее в процессе запекания приподнимались крылышки, как будто она взлетает. И вдруг я подумала - ох, какое хорошее название для книги! И из этого родился сюжет романа.

- После того, как вы написали кулинарную книгу, признавались, что еду не готовите.

- Сейчас фактически нет, но когда-то я готовила очень хорошо. Вообще я выплескиваю в книги все, что со мной происходит в жизни: выплеснула обиду, и обида прошла. Видимо, в кулинарной книге я выплеснула все рецепты, которые знала, и желание стоять у плиты исчезло.

САМИ МЫ ИЗ ШОТЛАНДИИ

- У вас необычная фамилия.

- Она шотландская. У отца был коктейль из генов и была двойная фамилия Вильям-Вильмонт. Он был крупнейшим германистом, написал книгу «Достоевский и Шиллер», которая в глубоко советские годы получила премию западногерманской академии языка и литературы. А в 40 лет он пошел в ополчение, хотя был очень близорук и не обязан был идти на войну. Ополчение почти все перемолотили, отец чудом остался в живых - как он потом говорил, для того, чтобы написать как раз ту книгу о Шиллере и Достоевском. Потом он дошел до Праги и Вены… Замечательный человек, очень красивый. Сейчас у меня, к сожалению, не было физических сил идти на «Бессмертный полк» - вместо меня подруга несла его портрет со всеми орденами.

- А как они познакомились с вашей мамой, Натальей Ман? Она ведь знаменитая переводчица: «Смерть в Венеции» и «Будденброки» Томаса Манна, «Луна и грош» Моэма…

- Оба работали в ВОКСе - Всесоюзном общество культурной связи с заграницей. Как-то сотрудников отправили на овощную базу - там они и познакомились… И превосходно ужились. Мама была только переводчиком, а папа был еще и историком литературы, и писателем, и литературоведом, и человеком фантастической эрудиции - сейчас такого просто не бывает. Мама это все очень ценила. Она у него училась, но и он в известной мере учился у нее - легкости слога, виртуозному владению словом.

- Ваш папа был хорошо знаком с Борисом Пастернаком и Мариной Цветаевой…

- О Цветаевой он не любил вспоминать - Марина Ивановна была в него влюблена, что его как-то напрягало. Моя мама с ней тоже была очень хорошо знакома. Она рассказывала, что как-то они шли с Мариной Ивановной по Москве, а на улице валялась луковица. Марина Ивановна ее подняла, вытерла и положила в карман. А когда посмотрела на мамино удивленное лицо, сказала: «Вы не представляете, как я жила в Париже!..»

А с Пастернаком отец дружил, и в 1989 году, как только это стало возможным, опубликовал о нем книгу. Кроме того, родная сестра моего отца была замужем за родным братом Бориса Леонидовича. Сама я Пастернака не помню: мне только рассказывали, что, когда мне было несколько месяцев, он взял меня на руки и я его описала.