«Когда нам говорят «иностранцы», это вызывает противоречивые чувства»

Джонатан Гурейро и Тиффани Загорски - одна из лучших российских пар в танцах на льду

Фото: Мария ЛЕНЦ

Джонатан Гурейро родился в Сиднее, Тиффани Загорски – в Лондоне, а потом жила в Уэльсе и во Франции. Но вместе они – одна из лучших российских пар в танцах на льду. И чтобы в этом никто не сомневался, у Тиффани даже маникюр в цвета российского флага. Перед финалом Кубка России по фигурному катанию «КП» встретилась с Джонатаном и Тиффани, чтобы узнать у них:

- Перекинулось ли противостояние Загитова/Медведева на Кубке Первого канала с трибун в раздевалки команд

- Фигурное катание – это работа или развлечение

- Как Джонатан после коронавируса занимался на пульсе 170

- Знает ли Тиффани песню «Катюша» и как она делала выборы между Англией и Россией

- Где в Сиднее можно найти самое русское место с ковром, сервантом и хрусталем

- Сложно ли играть эмоции в самом эротическом из всех видов спорта

- Почему детям не стоит катать программы про любовь

«ПЕРЕД ОЛИМПИАДОЙ МЫ ХОТЕЛИ ПОНЯТЬ, ЧТО ТАКОЕ КОМАНДНЫЙ ТУРНИР»

- Тиффани, Джонатан, вы здорово «зажгли» на Кубке Первого канала. Лучшее выступление в сезоне у вас?

Тиффани Загорски: Произвольная, возможно, да.

Джонатан Гурейро: Мы впервые столкнулись с понятием – «командный турнир». Поэтому мы к турниру подошли не как к шоу. Мы решили, что впереди Олимпийские игры - наша цель, мечта второй раз туда поехать. А там будет командный турнир. И мы подумали, почему бы себя не попробовать в таком турнире здесь и сейчас? И отнестись к этому довольно серьезно. Думаю, у нас получилось. В коротком танце, даже несмотря на помарки в твизлах, мы собрались ради себя и команды, и откатали вторую половину программы, возможно, сильней, чем на других турнирах. Произвольный танец у нас сложился. Нам говорили, что с трибун казалось - энергетика бьет ключом.

- Эти трибуны вставали и скандировали вам «Молодцы!». А еще эти трибуны были разделены на два лагеря: один – за Медведеву, второй – за Загитову. А как это соперничество выглядело внутри команд? Вам было принципиально ради Алины победить команду Евгении?

Тиффани: Мы не сражались против кого-то. Мы сражались за свою команду. Был настрой доказать, что наша команда – первая, а не чья-то – вторая. А еще для нас с Джоном было важно понять, как себя ощущаешь в командном турнире, Мы не знали, насколько устаешь после первого дня, успеваешь ли восстановиться ко второму. Но второй день пошел «на ура», это было очень круто.

Джонатан: Нам важно было почувствовать себя командой. И когда я на второй день оглянулся вокруг, то понял – это получилось, да мы команда, и даже с кем мы раньше особо не общались и не переписывались, держались в ней вместе. Но во второй команде, как я понял, была такая же дружная атмосфера.

- Когда капитаны набирали команды на драфте, вы хотели попасть именно к Алине? Вы же к ней ближе, дружите с ней?

Тиффани: О, мы конечно радовались!

- Все равно сложные отношения между Алиной и Женей прорывались. Насколько в мире фигурного катания вообще сложные отношения? Насколько бывает жестким соперничество? Насколько жесткие нравы?

Джонатан: Это спорт. И как и в любом спорте есть соперничество. Насколько оно здоровое, зависит от каждого человека, его воспитания и мировоззрения. Тут четких рамок нет. Кто-то выходит на лед, и думает только про себя и про то, как максимально сделать то, что он сам умеет. А у кого-то есть желание прежде всего порвать соперника, доказать свое превосходство.

- Ок, как у вас?

Тиффани: Вы выбрали для этого разговора пару, у которой вообще не таких проблем и конфликтов. У нас много друзей. Когда мы уходим со льда, мы там оставляем наше соперничество. Мы не видим проблемы в том, чтобы дружить после льда.

«НАША ЦЕЛЬ – ОЛИМПИАДА В ПЕКИНЕ»

- Что для вас фигурное катание? Работа? Или удовольствие, что пока молодые, можно поездить и увидеть мир? Или инструмент для удовлетворения амбиций?

Тиффани: Все, кто начинает кататься, начинает с хобби. Это удовольствие. Потом это становится твоей работой. И все, кто катается, обожают свою работу. И все, что касается атмосферы, дружбы – это бонус.

Джонатан: Все вместе. И еще очень хорошая школа жизни.

- Которой можно зарабатывать? Когда-то наступит такой момент, когда и вам надо будет заканчивать. Вы к тому времени будете обеспеченными людьми? Такими, чтобы не беспокоясь уйти на пенсию?

Джонатан: Это не всегда вопрос денег. Часто это вопрос амбиций и аппетитов. Каждый сам решает, что он хочет от жизни, и каждый из спортсменов в какой-то момент вынуждены ответить для себя на этот вопрос. Есть много спортсменов, которые заканчивали в 19 лет, понимая, что сделали все и оставили свое слово в фигурном катании, и теперь готовы идти куда-то дальше. Есть и те, как наши друзья-итальянцы, которые закончили в 35 лет и абсолютно счастливы. Но в то же время фигурное катание – это такой вид спорта, где очень сложно поставить карьеру на паузу, а потом вернуться. На это способны единицы.

- А вы?

Джонатан: Ближайшая наша цель – чемпионат мира в Швеции. А дальше наша цель – Олимпиада в Пекине, и все мысли сейчас об олимпийском сезоне.

«ПУЛЬС ПОСЛЕ КОРОНАВИРУСА БЫЛ ПОД 170»

- Ковидный сезон был для вас ударом?

Джонатан: Если честно, нет. Когда был объявлен карантин, все стало серьезно, мы с Тиффани жили в разных городах, но мы созванивались, говорили о музыке, о программах. И мы понимали, что рано или поздно все нормализуется. А за это время мы перевели дух, мы занимались разными вещами, которые позволили сделать шаг от фигурного катания. Думать о нем, но на время вырваться из рутины.

Тиффани: Федерация в России круто сделала – сохранили нам российскую часть сезона. Это же важный год, предолимпийский, нам нужно было набирать готовность, быть в тонусе, и тут отменяют все международные соревнования. А они это поняли, сохранили внутренние турниры, Кубок России, тот же Кубок Первого канала, они сохранили наш трамплин к Олимпиаде. А у многих других стран нет такой возможности.

- Но при этом пришлось заплатить своим здоровьем. Много фигуристов переболело коронавирусом.

Джонатан: В конце ноября заболели многие, но мы могли заразится где угодно, никто не застрахован. И у нас все турниры идут по регламенту, все согласовано, и никто не нарушает никакие протоколы. На соревнованиях все сдают тесты, у нас была «чистая» зона, была «грязная» зона, где нужны маски. Мы не поднимались наверх, на трибуны. А другие страны где-то завидовали нам, что у нас идут турниры. И я понимаю, что людям тяжело, сидя дома, видя, что другие могут выступать, конечно, там просыпаются определенные чувства.

- Тиффани переболела в первую волну. А вы, Джонатан, переболели?

Джонатан: Да. Как раз в ноябре.

- Тяжело?

Джонатан: Относительно.

Тиффани: Он приуменьшает немножко. Это было очень тяжело.

Джонатан: Очень тяжело – это ИВЛ. У меня же пропало обоняние, и первые пару дней было страшно само ощущение болезни. Но возвращаться был непросто, на высоких пульсах. Я вернулся, круг проезжал, там было под 170.

«НОВОСТИ ПРО ОТСТРАНЕНИЕ МЫ ОБСУЖДАЛИ КАЖДЫЙ ДЕНЬ»

- Тиффани, вы знаете песню «Катюша»?

Тиффани: Нет. Это русская песня?

- Джонатан улыбается, он понимает о чем речь. Решением Спортивного арбитражного суда на чемпионатах мира, Олимпиадах сборная России в ближайшие два года не будет называться сборной России, не будет гимна, не будет флага. И вместо гимна предлагают играть песню «Катюша».

Тиффани: Да, мы за этим следили, каждый день читали. У нас даже в раздевалку такая тема пришла, что каждый день мы рассказываем друг другу новости. Что происходит? Кто что слышал? Мы боялись самого страшного, что могли весь в спорт в России отстранить на 4 года. Это нас всех очень пугало. Очень жалко, что не будет русского флага, но наша задача достойно выступить на Олимпиаде.

Джонатан: Ты же представляешь не только себя. Ты же тут живешь, тут вся твоя семья, все твои друзья. Понятно, что это важно. «Катюша», не «Катюша», главное, что вообще это разрешили, допустили.

- То есть для вас это тоже важно.

Джонатан: У меня мама русская, я вырос изначально в такой мультинациональной семье. У нас дома в Сиднее были комнаты бабушки с дедушкой, где шло постоянно «НТВ+», тарелка подключена, вещание из России. То есть чисто русская квартира в доме в Австралии.

- С сервантом? И реально ковер в Сиднее был?

Джонатан: Ну не на стене - на полу. А так да - со всеми делами. Бабушка сама занималась интерьером. Все, что было в квартире в Москве, она перенесли туда, и им это очень нравилось. У меня был такой дом контрастов. И я всегда чувствовал, что это часть меня. Большинство своей сознательной жизни я провел в России. И когда мне говорят «иностранец», у меня это вызывает противоречивые чувства. Меня давно с Россией связывает больше, чем с Австралией.

- Во время всей этой истории с возможным отстранением России некоторые российские легкоатлеты, например, рассматривали возможность сменить гражданство. Кто-то даже так и сделал. А вам поступали предложения выступать за другие страны ?

Джонатан: Мы как встали в пару, сразу решили, что будем выступать только за Россию. Хотя у нас были предложения от Азербайджана, от Австралии, от Англии.

- От Англии? А вы, Тиффани, отказались? Почему?

Тиффани: Если хочешь быть топовым спортсменом, надо тренироваться и соревноваться с сильнейшими. А в России – лучшие.

- Но вам тогда было 19-ть. И тут лететь в непонятную Россию.

Тиффани: Да я всю жизнь в путешествиях. Мой отец был тренером по фигурному катанию, и даже с мамой они познакомились на катке. И мы много переезжали. Родилась в Лондоне, до 10 лет жила в Кардиффе, и там была действительно моя семья, друзья. А когда я решила в 10 лет переехать другой город (Шеффилд – прим авт.), это был первый опыт. И я там жила до 13 лет. Потом мы переехали в другую страну (Франция – прим. авт), где другой язык. И мама даже переехала со мной во Францию. В Россию она уже не переехала, но я уже взрослая была, 19 лет.

- Взрослая? В 19-ть? И это при том, что раньше вы ездили по Европе. И тут Россия – незнакомый мир, со своими взглядами, ценностями и менталитетом. А вы тогда даже на русском языке не говорили.

Джонатан: Тиффани же не была брошена, как котенок, в России. На самом деле все было проще. Она первые несколько лет жила вместе с моей семьей в Москве, а у меня и папа и мама говорят на английском. То есть она постепенно смогла обрести эту культуру. Все получилось очень грамотно. Наш первый тренер Александр Вячеславович Жулин прекрасно общался на английском, сам жил в Америке. Это тоже большой плюс для Тиффани, она смогла с ним на одном языке говорить. Сам этот переход получился очень плавный. Не было такого, что Тиффани дали рюкзак и забросили с парашютом в Сибирь.

«МЫ ИГРАЕМ ТЕ ЧУВСТВА, КОТОРЫЕ У НАС ВНУТРИ»

- Один мой знакомый профессиональный фотограф когда в первый раз пошел снимать фигурное катание, вернулся со льда с квадратными глазами: «Это просто какой-то секс! У меня полное ощущение, что я сейчас снимал эротику». Насколько сложно играть на льду такие эмоции?

Джонатан: Почему «играть»? Мы, фигуристы, не актеры, а скорее артисты. В чем разница? Мы с Тиффани считаем, что проживаем эти четыре минуты на льду. Играть роль – это другое, это придерживаться определенного сценария. А на льду мы не привязаны четко к роли, мы не находимся в жестких рамках, а каждый раз можем находить нечто новое. Ты свой образ должен прожить, пропустить через себя, и нам, возможно, сделать этой проще. Потому что у нас один и тот же партнер, с которым свои взаимодействия, свои отношения. Ты можешь внутри к этому человеку найти любовь и страсть. Это не надо играть, мне кажется. Тут и есть разница: есть образ, а есть образина, когда когда люди начинают именно играть вульгарно, и дешево. Это ведь чувствуется. Правильно, говорят, что детям до определенного возраста не надо ставить любовь или драму.

- Почему?

Джонатан: Потому что невозможно изобразить на льду то, что ты никогда не чувствовал. Как ты можешь показать любовь, если у тебя ее не было? Почему многие говорили, что никто не катает драматургию так, как русские? Потому что настрадались. Бред или не бред, но есть такое мнение. А некоторые считают, что на Западе фигуристы катаются с заученной улыбкой. Тоже есть такое мнение.

Тиффани: Я согласна. Если мы и играем роль, какие-то чувства, то только те, которые у нас внутри. Я не смогу сыграть того, что никогда не чувствовала.

- Вы расписываете сцены по своему выступлению?

Джонатан: Нет. Хотя бы потому, что мы с Тиффани каждый раз можем по-разному чувствовать одну и ту же часть программы. Иногда это получается более чувственно друг с другом, иногда - более витиевато. Каждый раз находятся новые краски, но они естественные, не надуманные. Нет какого определенного: тут сделай шаг туда, шаг туда, тут посмотри так, тут – вот так… И когда я слышу, что люди отрабатывают поцелуй часами в зале, это удивляет.

- В России родители сейчас иногда не хотят отдавать своих детей в большой спорт, потому что есть такое опасение, что тренер сначала должен «сломать» человека психологически, разобрать его, а потом собрать обратно, но так, как он считает нужным. И чтобы все это пережить, надо быть особенным человеком, это наверное и называется чемпионский характер. Вы сталкивались с таким в фигурном катании? Как все происходило у вас?

Джонатан: Меня мама начала тренировать в Австралии. Но это не были профессиональные занятия по 6 часов. Я катался между школой и бассейном. И потом у меня начало что-то получаться, мне понравилось, мы поехали в Россию, там уже была другая история. был просмотр. Но сама идея «сломать» ребенка… Мне кажется, у некоторые тренеры, возможно, ребенку показывают рамки, в которые нужно вписаться, для того чтобы достичь этого результата. Но поменять ребенка полностью, его как-то подмять, я не знаю таких тренеров.

Тиффани: Я думаю, что любого ребенка нужно учить, хорошо настроить психологически, чтобы на соревнованиях не нервничали, чтобы хорошо работали, что не кататься – это плохо. Но именно сломать – я этого не понимаю