Трупы на улицах и «виселичные» рынки: что творилось в Кенигсберге во время Великой чумы XVIII века
Одно из массовых захоронений, обнаруженных археологами в Калининграде. Вполне возможно, это жертвы чумы или холеры.
Фото: Евгений ПАГИН
С различными эпидемиями, которые обрушивались на Восточную Пруссию в разные периоды ее многовековой истории, могут соперничать разве что масштабные пожары, зачастую дотла выжигавшие местные города. И конечно же, наибольший ужас на пруссаков наводила чума, наведывавшаяся сюда с завидной регулярностью.
Чума не ведает границ
Первое упоминание о «черной смерти» в Восточной Пруссии относится к 1312 году. А спустя 40 лет чума всего за четыре месяца свела в могилу 5078 жителей Кенигсберга. Затем она возвращалась в 1427, 1568, 1602 и 1620-1621 годах. С большой вероятностью эпидемии, отмеченные в 1577, 1580, 1639, 1653, 1667 годах, также были чумными. Но самой страшной стала, бесспорно, Великая чума, разразившаяся в начале XVIII века. Причем это бедствие выглядело еще более потрясающим после предыдущих четырех вполне благополучных десятилетий, когда Восточной Пруссии даже посчастливилось по большому счету остаться в стороне от ужасов бушевавшей в Европе опустошительной Тридцатилетней войны. Регион выглядел эдаким островком спокойствия и благополучия посреди лежавшего в руинах и запустении континента. Недаром сюда устремлялись страдальцы из других государств: по состоянию на 1700 год население Кенигсберга насчитывало уже 40 тысяч человек (в Берлине тогда проживало вдвое меньше). И пруссаки такой стабильностью дорожили, строго охраняя свои границы. Однако, как известно, чума никаких границ не признает, и в конце ноября 1708 года был зафиксирован первый случай этого заболевания в Хоэнштайне (теперь это польский Ольштынек). Скорее всего, заразу туда занесли беженцы из соседней Польши.
Уже в начале 1709-го эпидемия стала быстро распространяться в районах, граничивших с Мазурией, и на северо-востоке страны. Ситуацию усугубила небывало лютая зима, когда на корню вымерзли фруктовые сады, посевы картофеля и зерновых культур. Цены на хлеб тотчас взлетели до космических высот, люди голодали, и их ослабленные организмы не могли сопротивляться болезни, которая начала косить народ в неимоверном количестве.
«Виселичные» рынки
Пытаясь не допустить дальнейшего распространения эпидемии, власти запретили торговлю с Данцигом, где «черная смерть» уже бушевала вовсю. Но это помогло ненадолго: в августе чума все же объявилась в Штайндамме и Хаберберге – пригородах Кенигсберга. А еще через месяц охватила целиком агломерацию из городов Альтштадт, Лебенихт и Кнайпхоф, составлявших столицу Восточной Пруссии.
Арнольд Беклин, «Чума».
Специально выстроенные за крепостной стеной чумные бараки очень быстро оказались переполнены, и тогда магистрат обязал всех заболевших оставаться в стенах своих жилищ. Принимались и другие меры предосторожности: скажем, деньги нельзя было передавать прямо из рук в руки, а следовало предварительно опустить в чашку с уксусом. Увы, ничего не помогало – в октябре каждую неделю в Кенигсберге умирало больше 600 человек!
Некоторые пытались бежать из зачумленного города, и тогда королевским указом он был полностью изолирован от внешнего мира двойным кольцом охраны. Нарушителей запрета покидать Кенигсберг казнили на месте: по соседству с чумными домами быстро выросли ряды виселиц и появились плахи. Подвоз продуктов почти полностью прекратился, а те редкие крестьяне, которые все-таки отваживались на рискованное предприятие, торговали прямо под раскачивавшимися на ветру казненными (поэтому в народе такие рынки получили название «виселичных») и рядом с ямами, в которые сваливались обезглавленные тела.
Осенью ситуация дошла до того, что разлагающиеся трупы погибших от чумы валялись прямо на улицах. Убирать их было попросту некому, ибо божедомы и могильщики, в обязанности которых это входило, перемерли первыми. Можно себе представить, какое зловоние царило во всех трех городах Кенигсберга, над которым плыл неумолчный похоронный звон колоколов многочисленных церквей!
Вдобавок обывателей терроризировали шайки уличных грабителей – как вскоре выяснилось, дотоле вполне законопослушных ремесленников. Встав на кривую дорожку, они нападали на прохожих, взламывали двери опустевших домов и творили, по выражению летописца, «прочие безбожные проступки». Если такого преступника ловили, то ввиду недостатка рабочих рук не всегда посылали сразу на эшафот - гораздо худшим наказанием становилась должность санитара в чумном бараке.
Восстание грузчиков
Именно в это страшное время имели место события в Закхайме – одном из районов Лебенихта, где проживало множество выходцев из Литвы (даже местную кирху Святой Елизаветы горожане промеж собой называли Литовской). И вот в начале ноября 1709 года в Закхайме от чумы умерла маленькая дочь башмачника. За своей пациенткой последовал лечащий врач, а за ним – еще два десятка человек, которые контактировали с обеими жертвами «черной смерти». Для этих умерших власти решили устроить отдельное кладбище, отдав под него пустырь, где до эпидемии любили устраивать массовые гулянья литовцы, подвизавшиеся в порту грузчиками.
Другой мерой, призванной остановить чуму, стал запрет массовых собраний – лишь церкви было решено не закрывать, дабы люди могли искать спасения в молитвах к богу. Однако настоятель кирхи Двенадцати Апостолов отец Теодор, стремясь уберечь свою паству от нежелательных контактов между собою, все же решился на явно непопулярную меру. Последствия оказались воистину ужасающими.
Скорее всего, поступок отца Теодора просто стал последней каплей, переполнившей чашу терпения доведенных до крайней степени отчаяния людей. Оставшиеся без работы и вынужденные сидеть в карантине грузчики давно потратили последние сбережения и умирали не только от чумы, но и от голода. Поэтому во что бы то ни стало хотели вырваться из опостылевшего Кенигсберга.
И вот 8 ноября на улицы Закхайма высыпала целая толпа литовских докеров, которые в ярости требовали открыть городские ворота, а заодно и кирху Двенадцати Апостолов. Отец Теодор попытался было образумить прихожан, но был буквально разорван на куски. После этого грузчики, среди которых было уже немало больных чумой, принялись набрасываться на прохожих. То ли надеялись на поверье, согласно которому избавиться от недуга можно было, передав его другому. То ли в слепой ярости стремились прихватить с собой на тот свет побольше избежавших болезни «счастливчиков».
Это массовое помешательство едва не переросло в более масштабный бунт, грозивший перекинуться и на остальные города, но спустя пару дней волнения улеглись – вероятно, в те же могилы, куда отправилось большинство бунтарей.
Страна без людей
С началом зимы эпидемия начала понемногу стихать. Прусский король Фридрих I, до которого доходили леденящие слухи о положении трех городов, 21 декабря наконец снял чумной карантин.
Знаменитая картина Питера Брейгеля Старшего «Триумф смерти» максимально точно передает ощущение ужаса, не раз охватывавшее Европу в те страшные периоды.
Но окончательно «черная смерть» чума покинула Кенигсберг только весной 1710 года, продолжая, однако, свирепствовать по всей остальной Восточной Пруссии. На севере страны умерло 30 тысяч человек: в одном только Шталлупенене (современном Нестерове) и округе – 1600. Вследствие этого местность, которая и раньше не могла похвастаться высокой плотностью населения, совершенно обезлюдела. Многие вымершие практически полностью населенные пункты (вроде деревни Добельн, два последних жителя которой собрали котомки и ушли куда глаза глядят) потом так никогда и не возродились. Новые поселенцы старались избегать мест, где было «нечисто».
Считается, что в общей сложности жертвами Великой чумы стали 235 257 жителей Восточной Пруссии. То есть погиб каждый третий! И потом еще почти столетие эти огромные потери пришлось восполнять с помощью иммигрантов, большую часть которых составили протестанты, подвергавшиеся религиозным гонениям во многих странах Европы. Но это уже совсем другая история.
НАПАСТЬ
«Английская болезнь»: появилась ниоткуда, ушла в никуда
О том, какой именно недуг косил европейцев в XV-XVI веках, ученые спорят до сих пор
То в жар, то в холод
В отличие от чумы, которая была страшным, но вполне знакомым пруссакам заболеванием, в 1529 году подданным недавно образованного на бывших землях Тевтонского ордена светского государства пришлось столкнуться с дотоле невиданной болезнью. Ряд исследователей полагает, что ее занесли в Восточную Пруссию, скорее всего, купцы или переселенцы из Германии. В истории недуг остался под названием «английская болезнь», или «английский пот».
Дело в том, что впервые это заболевание было отмечено в Лондоне 22 августа 1486 года, а всего через несколько дней Англия практически целиком оказалась охваченной эпидемией. Ни с того ни с сего у человека начинался сильнейший жар, который сменялся жестоким ознобом. Зачастую повышение температуры тела сопровождалось судорогами, головной болью, ломотой в суставах, учащенным сердцебиением. Вскоре появлялся отвратительный запах изо рта, а затем все тело покрывалось столь же скверно пахнущим потом. Никаких высыпаний на коже при этом не было.
Другим характерным признаком была патологическая сонливость, причем уснувший больной, как правило, уже не просыпался. Именно поэтому врачи рекомендовали не давать заболевшему спать. Можно себе представить, на какие ухищрения приходилось идти родственникам бедняги, которому можно лишь от души посочувствовать - ведь пытка бессонницей считается одной из самых жестоких.
Летальность зашкаливала
Но самым страшным фактором была скоротечность болезни. Сплошь и рядом человек садился за обеденный стол в еще добром здравии, а до ужина просто не доживал! Впрочем, бывали редкие исключения.
- Ого, какой сильный мужчина! – удивлялся врач, осматривая очередного пациента.
- И что, доктор? – с надеждой вопрошали опечаленные родственники истекающего потом больного.
- Дольше умирать будет…
Особо крепким удавалось продержаться несколько дней, но исход, как правило, был только один - летальный. Смертность от «английского пота» достигала 95 процентов - невиданный показатель даже для тех суровых времен.
«Опыт показывал, что тяжесть этой болезни связана скорее с внезапностью поражения, чем с неподатливостью лечению, если последнее было своевременным, - писал английский историк и философ Фрэнсис Бэкон. - Ибо, если пациента содержали при постоянной температуре, следя за тем, чтобы и одежда, и очаг, и питье были умеренно теплыми, и поддерживая его сердечными средствами, так чтобы ни побуждать природу теплом к излишней работе, ни подавлять ее холодом, то он обычно выздоравливал. Но бесчисленное множество людей умерло от нее внезапно, прежде чем были найдены способы лечения и ухода. Эту болезнь считали не заразной, а вызываемой вредными примесями в составе воздуха, действие которых усиливалось за счет сезонной предрасположенности; о том же говорило и ее быстрое прекращение».
Выжил… и вновь занемог
Что еще удивительно: поражала «английская болезнь» исключительно людей, пребывавших в самом расцвете сил. А вот дети и старики ею почему-то не заражались. Неприятной особенностью являлось и другое обстоятельство. Те редкие счастливчики, которым в первый раз все-таки удалось выжить, не получали иммунитета и легко могли заболевать снова и снова.
Из Англии «потливая горячка» быстро перекинулась на континент. Прошлась по Франции и Германии, затем, как уже говорилось, достигла прусских пределов. Считается, что там ее жертвами стали не менее 25 тысяч человек. На очереди были Литва, Польша, Россия...
Но самое удивительное то, что в конце XVI века «английская болезнь» исчезла столь же внезапно, как и появилась. И с тех пор о ней больше никогда и нигде не слышали. Поэтому о природе заболевания медики спорят до сих пор. Одни полагают, что это был возвратный тиф, однако нет ни одного упоминания об укусах больных клещами и вшами, которые разносят данный вирус. (Хотя, возможно, тогда на подобные «мелочи» просто не обращали внимания.) Другие грешат на хантавирус, вызывающий геморрагические лихорадки и легочный синдром. Но он чрезвычайно редко передается от человека к человеку. В общем, достоверно сказать, «что это было», не удается до сих пор.
В ТЕМУ
Какая еще зараза навещала кенигсбержцев
Не обходили столицу Восточной Пруссии стороной и эпидемии холеры. Что само по себе вполне объяснимо, ведь централизованная городская канализация начала создаваться только в 1880 (по другим данным, даже в 1884) году. А до того самые «продвинутые» горожане пользовались ночными вазами, обычный же туалет представлял собой деревянную бочку в подвале – такие сортиры просуществовали в отдельных домах вплоть до 1945 года! Содержимое горшков и параш вместе с прочими помоями сливалось в открытые сточные канавы, так что полной грудью в центре столицы Восточной Пруссии тогда лучше было не дышать. Но если бы проблема заключалась только в зловонии!
Эпидемии холеры в Кенигсберге отмечались в 1794-1795, 1831 (из 2200 заболевших умерло 1327), 1848, 1855, 1866 (3976 заболевших – 1671 умерший), 1871 и 1873 годах.
Одним из самых неприятных последствий Наполеоновских войн оказались для пруссаков эпидемии сыпного тифа. Наиболее сильная пришлась на 1807 год, плюс к ней последовала вспышка дизентерии. В результате город потерял около 10 тысяч жителей.
В 1871 году Кенигсберг пережил также эпидемию оспы.