Клавдия Лукьяненко в Подлипово со своим мужем в 1958 году.
Фото: из архива героя публикации
На долю тех, кому предстояло пустить корни в той части бывшей Восточной Пруссии, которая стала Калининградской областью, выпало множество испытаний. В начале июля прошлого года на страницах «КП» был опубликован первый рассказ человека, оставившего родную землю ради переезда в самый западный регион страны. Сегодня на нашем сайте собрано уже 50 таких историй. В конце 1940-х люди, с которыми мы пообщались, были еще детьми. Но именно детские воспоминания часто оказываются самыми яркими и запоминающимися. Завершая рубрику «Истории первых переселенцев», мы решили еще раз опубликовать наиболее цепляющие фрагменты из рассказов наших героев и героинь.
О голоде
Лина Жигалина (родилась на станции Мена Черниговской области, проживает в Калининграде):
- Мама вместе с двумя немками-сестрами, Фридой и Хильдой, отмыла какую-то комнату, поставила машинку «Зингер», и они начали там втроем шить. Из одеяла могли куртку сделать или еще чего. С утра немки готовили завтрак: терли картофелину и заваривали кипятком, получался суп. А маме кусочка хлеба хватало, работала она с утра до вечера. Потом немки готовили «кофе»: обжигали желуди и каштаны, дробили их, мололи на маленьких ручных мельницах и варили. Называли они это «эрзац». Пить такой «кофе» было невозможно – горечь жуткая! Но мама не отказывалась, пила, когда угощали. Наша соседка из мансарды точно такой же напиток варила и давала нам в маленьких чашечках, когда мы ей крапивные драники приносили.
Дмитрий Титов (родился в селе Веснины Ульяновского района Калужской области, проживает в Багратионовске):
- Это уже потом, года с 1947-го, переселенцы начали умно поступать и везли с собой скотину. А нам приходилось выживать. Стыдно говорить, ели жмых, который давали колхозной скотине. Мать устроилась дояркой, и когда мы с братом ходили на ферму, чтобы помочь ей коров напоить или сена в кормушки положить, то старались незаметно засунуть в карман кусочек этого жмыха. Иногда мать нацеживала небольшую фляжку молока и давала нам попить. На самом деле все это видели, но никто никуда не сообщал, потому что все точно так же жили. Комбикорм мы тоже ели: мать его просеивала и лепешки пекла.
Ирина Свириденко (родилась в деревне Глушиха Шарьинского района Костромской области, проживает в поселке Домново Правдинского района):
- У меня одна картина до сих пор перед глазами. Немец-мальчонка у стенки сидит, как будто бы уже на последнем издыхании, лягушку в руках держит, сдирает с нее шкуру и ест эту лягушку. Прямо сырую! С моим братом нянчился такой же мальчишка, которого звали Вальтер. Он постоянно водил брата за руку. Мы-то от него убегали, потому что с маленькими играть было неинтересно, они же плачут все время. А немчонок терпел только из-за того, что они вместе ели. У соседки нашей точно такая же была история – с ее детьми тоже немец сидел, по имени Фриц.
Воспитанники школы №5 с пионервожатой Нинель Соловьевой в Южном парке, 1950 год.
Фото: из архива героя публикации
Эльвира Мачехина (родилась в Ленинграде, проживает в Советске):
- Только сейчас как-то понимаешь, что людей в регион привезли, а про продукты как будто забыли. Магазинов тоже первое время не было. Зато мама научилась печь хлеб в капустных листьях. Он, правда, был клеклый, непропеченный, но мы, вечно голодные, ели и его. Из продуктов была еще перловка, чеснок и в лучшем случае картофелина какая-нибудь. Голодать мы стали практически сразу после переезда и даже сильнее, чем во время войны. Но мы не сетовали никогда, а радовались жизни. Была у нас какая-то привычка, что ли. Всегда думали, что бывает и хуже, а пока еще хорошо.
Валентина Трифонова (родилась в Городецком районе Горьковской области, проживает в поселке Мельниково Зеленоградского района):
- Мама, когда только увидела маленькую немецкую печку, заплакала: «Что я буду с ней делать? Как готовить?» Она с собой ухваты и чугунки привезла и никак не могла их к печке приспособить. Отец был печником хорошим, пока время было теплое, дня за три сломал все немецкие печки и сложил русскую. Мама что-то варить стала, хлеб свой пекла. Но в первую зиму было и холодно, и голодно. Тогда же пошло очень большое воровство. Всех наших кур, которых мы с собой привезли, однажды ночью утащили, только головы оторванные побросали. Мы за корову очень боялись, поэтому на ночь заводили ее в коридор и запирались наглухо.
Альбина Кожемякина (родилась в селе Вельможка Гавриловского района Тамбовской области, проживает в Мамоново):
- Крысы в хлеву все перегрызли, и наша корова есть сено после них отказывалась. Зимой мама выгоняла ее на улицу, и там корова начинала щипать сухую траву. Когда мы лазали по фермам в поисках еды, видели там много погибшего скота. Коровы лежали с цепями на шеях, как живые. Но только ближе подойдешь – там одна шкура и скелет, а внутри пустота. Постучишь – гремит. Крысы все внутренности сожрали. Крыс была тьма, даже на улице всю траву погрызли.
Жительница Большаково Валентина Давыдова на восстановительных работах.
Фото: из архива героя публикации
Зинаида Абакумова (родилась в деревне Мордвиново Муромского района Владимирской области, проживает в Гвардейске):
- Мама все ругала: «Зачем ты в школу ходишь?» Догонит, отлупит. Зато бабушка меня защищала и говорила маме: «Ты лучше не бей ее, а просто есть не давай». Когда переехали, мне было 14 лет, я шестой класс еще не окончила. Папа объяснил, что всех детей семья не потянет: «Ты старшая, иди работай, помогай нам, а ребята пусть учатся». И меня сразу определили собирать молоко у населения (у кого коровы были, того обкладывали таким налогом). Это молоко надо было возить на лошади за 25 километров на сепараторную станцию.
О жилье
Светлана Мышева (родилась в поселке Гороховецкие лагеря Горьковской области, проживает в Калининграде):
- Папа пару раз жаловался на то, что мы живем в тесноте. У нас ведь была маленькая однокомнатная квартирка, с малюсенькой кухней и крохотным коридорчиком. И вот однажды папин начальник сказал: «Вон сколько особняков, выгони какого-нибудь немца и занимай любой!» Но папа ответил: «Я что, фашист, что ли? Как это я могу людей на улицу выгонять?» Он же фанатичным коммунистом был, вроде героев «Поднятой целины», считал, что члены партии должны быть безупречными.
Калининградец на развалинах Кафедрального собора.
Фото: из архива героя публикации
Надежда Шеина (родилась в деревне Салтак Казанского района Марийской АССР, проживает в поселке Кострово Зеленоградского района):
- Как только вода пойдет с залива, половину дома заливало. Однажды, когда снег уже таял, с потолка кровь по стенам, по обоям потекла. На чердак забрались - а там ноги человеческие валяются и внутренности какие-то. Семен, старший брат, с чердака сапоги домой принес. Входит в комнату и кричит: «Мама, смотри, какие сапоги хорошие». А в сапогах ноги чьи-то. Туловища не было.
Нина Ликсунова (родилась в деревне Голышино Горецкого района Могилевской области, до недавнего времени проживала в Правдинске):
- В первую ночь мы в доме были одни, без отца, потому что он пешком корову гнал и за день дойти не успел. А ночью пришла косуля – оказывается, мы ее место заняли. Она встала на пороге и маму разбудила. Та спросонья не поняла, в чем дело, и закричала: «Немец с автоматом пришел! Дети, вставайте и кланяйтесь, иначе расстреляют!» А косуля спокойно прошла по всему дому (кому-то даже на ногу наступила) и ушла восвояси.
О трофеях
Григорий Мельниченок (родился в деревне Тажиловичи Бобруйского района Могилевской области, проживает в поселке Железнодорожном Озерского района):
- У нас тут кирпичный завод солдаты охраняли, такое трехэтажное здание, полностью забитое вещами: зеркала там были, швейные машинки, велосипеды, пианино. Кое-что из этого нам солдаты приносили. Но мы больше поломали. Я помню, с пацанами забирались в склады и шарахали по этим «пианинам»: шум-гам стоял страшный! Охрана за нами не успевала. Еще такой же склад был на пивзаводе, но там в основном велосипеды стояли.
Злата Лекарева (родилась в Костроме, проживает в Советске):
- За водой мы на Неман ходили с немецкими коромыслами, с цепями такие. Водопровод, по-моему, только в 1947 году заработал. Помню, что у почты на улице Победы колонка стояла, напротив еще хлебный магазин был, и, как она заработала, мы туда за водой ходить начали. Правда, зимы были холодными, и водопровод постоянно перемерзал. И топиться в эти холода было нечем. Сначала я по всем подвалам пролезла – искала торфяные брикеты. А потом все деревянные перила спилила в лютеранской церкви – ну, не было дров!
О немцах
Валентина Дидух (родилась в Волчковском районе Тамбовской области, сегодня проживает в поселке Владимирово Багратионовского района):
- Первое время мы в поселке с немцами жили вместе. Их не обижал никто – с этим строго было. Доярками многие немки работали, в поле тоже. Еще у нас управляющий был по полеводству. И в его семье жила немка, которую звали Аня. Ее родители погибли, не помню уже, при каких обстоятельствах. Но в июле 1948 года немцев стали отправлять в Германию, и Аню тоже отправляли. Она так плакала, очень не хотела уезжать. Мы все просили, но не разрешили – закон есть закон.
Дети играют во дворе на улице Комсомольской в Калининграде.
Фото: из архива героя публикации
Серафима Гринева (родилась в Курской области, проживает в Краснолесье):
- Братья мои старшие болели много, и мама их к немецким врачам водила, потому что других не было. Но врачи маме сказали, что для ребят тут климат не подходит и что нам нужно уезжать. Где-то через неделю после этого один брат умер. Потом умер и второй. Они оба воевали в этих краях, старшему 25 лет было. Остались только я и сестра моя, которая успела замуж выйти за мужика, также приехавшего по вербовке.
Анастасия Орехова (родилась в деревне Слобода Хвастовичского района Орловской области, проживает в Калининграде):
- Не помню, чтобы наши пацаны хоть раз с немцами дрались. Они хорошо общались с сиротой по имени Бруно, лет 13 или 14 ему было. Когда стало ясно, что и его выселят, парни начали подговаривать его остаться. Один из них целый план разработал. «Давай, - говорит, - мы тебе в лесу шалаш построим или землянку выроем и еду тебе носить будем. А когда всех вывезут, ты выйдешь и скажешь, что ты литовец». Вот только у Бруно тетки были, и они его не отпустили – вместе с ними уехал.
Тамара Вавилова (родилась в Красном Селе под Ленинградом, проживает в Калининграде):
- С нашими ребятами подружился один немецкий мальчик, немного старше меня, но помоложе моих братьев Николая и Владимира. Как его звали, уже не могу вспомнить, но он к нам в гости ходил. Так как мы знали, что немцы все время голодные ходят, мама каждый раз его подкармливала. Он, конечно, не отказывался. А в 1948 году, когда немцев начали выселять, мальчик этот не хотел уезжать. Приходим, а он на пороге у нас сидит. Накормили его, конечно, и начали думать, что делать. Папа как председатель какую-то поденную работу ему давал, чтобы у него хоть на еду что-то было. Когда вторую партию немцев начали собирать, он снова к нам прибежал и на пороге сел. Папа вздохнул только и снова его на работе оставил. Так повторялось еще пару раз. Думаю, папа хотел его оставить, потому что видел, что он с нашими ребятами дружит, но никак нельзя это было сделать. Во время последнего сбора он уже не пришел. Мы так о его судьбе больше и не знаем ничего.
О трагедиях
Валерий Гак (родился в Ставрополе, проживает в Калининграде):
- Несчастье произошло, когда отец вместе с шофером своей конторы и еще одним военным возвращался из Литвы. Это было 22 апреля, в день рождения Ленина. В командировку они поехали за семенной картошкой. На обратном пути в последней деревне перед мостом через Неман водитель остановился, чтобы сходить за папиросами. Папа остался в машине один. Только остальные ушли, как из лесочка выскочил 18-летний «зеленый братец» с автоматом. Выстрелил в отца, прыгнул за руль, а машина не завелась. Этого парня схватили, и позже над ним был суд в Вильнюсе, дали 25 лет лагерей. А вечером 22 апреля нам домой привезли два мешка картошки и папин труп.
Тамара Пустовая (родилась в деревне Федоровка Ординского района Пермской области, проживает в Калининграде):
- В трех или четырех соседних домах среди маленьких детей я одна девочка была. Остальные – мальчишки. Все эти ребята находили оружие и тайком складывали в подвале нашего дома. Мы все договорились никому об этом не говорить. Но один военный, который был отцом мальчишки из нашей компании, узнал об этом складе и все из подвала вытащил. Был большой разгон, и мне попало. Один из моих одноклассников руку после взрыва потерял, смертельные случаи тоже бывали.